«Нужно понять, что истерики – это нормально». Как на курсах семьи готовят к усыновлению

Те, с кем сегодня знакомимся мы, уже завершили курс психологической подготовки и приступили к поискам ребенка для усыновления. Но встретиться еще раз друг с другом и психологом они только «за», поэтому группа собирается в том же здании, где находится социальный приют. 

– Мы часто после занятий засиживались до 10 вечера: еще час болтали на крыльце, а потом полночи переписывались в вайбере, – рассказывает Николай. На встречу он пришел вместе с женой Оксаной, которая с улыбкой добавляет к словам мужа, что все здесь готовы удочерить Ольгу Сергеевну.

Психолог Ольга Головнева руководит курсами и проводит занятия с теми, кто собирается стать приемными родителями. Приятная, открытая женщина с первых секунд располагает к себе.

– Хотя рассказываю я здесь не самые приятные вещи, – откликается психолог. – Людям кажется, что усыновить ребенка – это прийти в детский дом, забрать малыша, который только вас и ждал, а дальше одни удовольствия. Нет, это сложный процесс, в который включены еще и другие люди: родственники и биологические родители ребенка.

– Кстати, да. Настораживает, что усыновители никак не защищены. Как только кто-то из родных заявляет о своих правах на ребенка, весь процесс останавливается. Иногда они тянут годами, ничего не решая, а ребенок становится старше и шансов на усыновление остается все меньше, – Николай поднимает тему, которую тут же подхватывают остальные.

– Видите, сейчас многие уже столкнулись с реальными проблемами. Я всегда говорю, что за 8 занятий можно только приоткрыть дверь в тему, – комментирует Ольга.

– Но все равно даже за это время у нас перевернулось представление об усыновлении. Когда я шла на курсы, думала, что нас самих тут будут еще дополнительно изучать, а оказалось – нас учили, как себя вести с детьми, – рассказывает Татьяна.

– Я начинаю первое занятие, на которое все приходят «ежиками», с того, почему ребенку плохо в детском доме. Не только из-за стереотипного «мама не жалеет», а из-за того, что сама система нарушает базовые личностные права ребенка: право на неприкосновенность, уважение к личности ребенка, право на индивидуальный путь развития, – рассказывает Ольга, а участники, подхватив тему, вспоминают, как сами столкнулись с реальностью детских домов. 

– Помню, когда я первый раз попала в детский дом, выезжала оттуда «в соплях». У детей нет личной одежды, все общее. А четырнадцатилетние ребята не знают, как открыть консервную банку, – делится Ольга, которая уже три года воспитывает девочку из детского дома. Теперь на занятия ее приглашают в качестве спикера.

– А меня поразила история о том, как детдомовские мальчишки, которые добыли сырые яйца, не стали их есть, потому что, по их мнению, они были испорченными, – подмечает Оксана.

– Проблема в том, что в детском доме нет примеров негативных последствий безответственности. Что бы ты ни делал, наутро тебя ждет горячий завтрак и чистые носки. Когда они выходят «в мир», то всеми уже воспринимаются как взрослые тети и дяди, а по навыкам близки чуть ли не к младенцам. Моя знакомая, которая сама выросла в детском доме, отдала туда же ребенка с фразой: «Мне там было неплохо, давали апельсины, а сама я не могу позволить себе купить фрукты», – приводит пример мама четырех детей Наталья.

Тему воспроизводства сиротства и неумения занять себя обсуждают еще долго. Останавливает дискуссию задумчивая фраза еще одной Ольги: «И все-таки самое ужасное, что они никому не нужны».

– У меня трое своих уже достаточно взрослых детей. Так получилось, что моя сестра заболела и мы забрали ее полуторагодовалую дочку. Удивительно, но она помнит, что жила в другом доме. Мы оформили опеку, но сейчас – перед школой – решили ее официально удочерить.

Девочка пока не знает свою историю, только сейчас мы решили ей рассказать правду. Но боль в душе у нее огромная, отсюда и истерики. У меня самой даже лицо дергалось, когда был пик адаптации. Сейчас, пройдя курсы, я по-другому, с пониманием начала относиться к ее поведению, и она сама начала вести себя спокойнее, – рассказывает Наталья.

Перед курсами с каждым из супругов проводится достаточно длительное индивидуальное собеседование, кроме того, нужно заполнить большие автобиографические анкеты, проанализировать свой жизненный опыт, детские и взрослые годы.

– Даже если психолог на этапе собеседования видит, что есть много рисков, все равно дает возможность пойти дальше, принять участие в занятиях. Некоторые сами отсеиваются на этапе курсов, а некоторые проявляют себя с другой стороны, и становится очевидно, что помимо рисков у них много ресурсов, – объясняет Ольга.

– Еще бы! Вы тут такие фильмы показываете! ­– улыбается веселый муж Ольги Андрей. Все тут же вспоминают фильм «Нахлебник», который, видимо, произвел очень сильное впечатление.

– Самое важное качество, необходимое для успешного усыновления, – это, пожалуй, гибкость, то есть умение корректировать свои представления, ожидания, а иногда и принципы. Слово «должен» нужно вообще забыть. Все присутствующие отмечают, что даже за время курсов меняеся отношение к некоторым вещам – это хороший знак.

В первую очередь я стараюсь подвести пары к мысли, что объединяет всех присутствующих не проблема, а ценность, понятие того, что в жизни важно. А потом мы уже переходим к теме воспитания. Очень важно понимать, что «неадекватность» поведения усыновленного ребенка – это зачастую абсолютно нормальная реакция на ненормальные обстоятельства жизни.

– Поэтому многие и говорят «генетика». Мол, мы ребенку дали и конфеты, и игрушки, и заботу – все хорошо. А у ребенка не так, он думает: где мои друзья и родные, которых я знаю? Ему больно и страшно, – эмоционально замечает мама четырех детей Наталья.

– Запомнилась еще история о девочке, вокруг которой садилась вся семья, чтобы посмотреть, как она ест. Это же и для взрослого стресс! – вспоминают Алла и Илья – еще одна пара, которая пока не хочет афишировать свое решение об усыновлении.

– Вообще, когда изучаешь психологию ребенка, многое перекладываешь на себя и находишь объяснения тому, что и почему происходило с тобой в тот или иной момент, – задумывается Ольга.

– Да, такой курс не помешал бы всем будущим родителям. А лучше вообще всем, еще в подростковом возрасте, – поддерживает жену Андрей.

Оксана задает мне вопрос сама: «А вас не удивило, что мы не делаем тайны из усыновления?» Удивило, конечно же. Ведь у нас эта тема все еще находится в списке «неоднозначных».

– Мы просто уже поняли, что лучше ребенку от утаивания точно не будет. Он будет постоянно испытывать душевный дискомфорт, только не сможет понять причину, – отвечает Оксана.

– Причем эту боль ему нужно «проработать» в каждом возрасте: в 5 лет она будет одной, а 15 уже совершенно другой, – объясняет Ольга Сергеевна.

– Мы, например, сразу решили не делать из этого тайну, потому что берем не грудного малыша и никуда не переезжаем. Пришлось бы жить в постоянном страхе. Знакомые воспринимают по-разному: некоторые поддерживают, некоторые молчат с тревогой. Одна подруга мне даже сказала: «Это же голову в петлю, умоляю, не делайте этого!» – рассказывает Ольга.

– И все же, когда что-то скрываешь, потом возникает вопрос: почему? Ведь не афишируют только что-то плохое. А разве это так? – рассуждает Андрей, и разговор переходит на тему инициативы. Оказывается, не всегда она исходит только от женщины.

– Вся эта беготня по врачам так сплачивает, что вы уже можете, не произнося вслух, чувствовать одинаково, глядя на жену, – говорит Николай.

– У нас в паре я подала идею, Илья ее не очень хорошо воспринял. Но, как оказалось потом, начал искать информацию в интернете, первым стал смотреть детей, – рассказывает Алла.

– Да с обычной беременностью то же самое, муж всегда гораздо больше пугается! Вообще, понятие «психологическая беременность» верное: те же ожидания, а каким он будет, а справлюсь ли я, как все поменяется, – делится опытом Наталья.

– Да уж, в нашем возрасте, когда все устаканено. Рисунки на обоях… – сомневается Андрей.

– А я уже готов, только рад буду, – счастливо улыбается Николай.

Вопросов и впечатлений, которыми хочется поделиться, у усыновителей так много, что они сами решили организовать фестиваль – событие, которое соберет и объединит взрослых и детей, даст возможность поддерживать друг друга и делиться опытом.

Два года назад в фестивале участвовало 100 человек. В этот раз все гораздо масштабнее – свободные места закончились еще за несколько месяцев до проведения. Семьи на три дня соберутся в палаточном лагере, чтобы пообщаться и узнать что-то новое. Такой формат Ольга называет «терапия без терапевта», которая дает возможность почувствовать, что ты не один. 

Пока же это обычная встреча заинтересованных, на которой сегодня в центре внимания Ольга. Три года назад она забрала из приюта девочку и сейчас делится опытом, но ее историю постоянно прерывают вопросами: помните ли вы знакомство, как проходила адаптация, когда малышка начала говорить «мама» и «папа», общается ли девочка с биологическими родителями?

–  На 17-летие сыну мы подарили карликового пуделя. Нянчились с ним так, что все знакомые спрашивали: а почему вы не заведете ребенка? Начали в голову приходить мысли: взяли бы девочку, уже бы пошла, еще через какое-то время – уже бы говорила хорошо, в садик ходила бы. Но муж у меня очень обстоятельный, его пришлось раскачивать года три. Накануне его 50-летия я сказала: «Хватит! Я ребенка на пенсии воспитывать не хочу. Или сейчас, или вообще никогда». И мы наконец дошли до районного отдела образования.

Мы хотели именно девочку, но возраст мужа не позволял взять младенца. Разница между усыновителем и ребенком должна быть не более 45 лет. Когда мы пришли в Национальный центр усыновления и начали просматривать карточки, оказалось, что всех выбранных нами детей уже забрали. Зашла речь о годовалом малыше, и я обмолвилась, что боюсь уже не справиться. Мы тут же получили негативную резолюцию, мол, нам можно отдать только адаптированного ребенка из детского дома семейного типа.

Эта часть истории заставляет всех присутствующих понервничать: после всех этапов и только из-за одного неосторожного слова?

– Но строгость сотрудников центра понятна – они ведь прежде всего думают о ребенке. Когда мы пришли в центр в следующий раз, нам предложили девочку. Ее документов еще даже не было в базе – только крохотное фото и никаких сведений о родителях. Мы решили, что поедем, посмотрим, и это была любовь с первого взгляда. Мы отъехали от их детского дома буквально 10 метров и стали в слезах звонить специалисту cо словами, что забираем ее.

Первый месяц у нас не было вообще никаких проблем, а потом адаптация началась в полной мере. Это я сейчас понимаю, что нужно было к минимуму свести общение со всеми посторонними, переезды, ведь ребенок и так напуган.

Помню, мы купили ей колясочку для кукол, она идет с ней и поет заунывную песню о маме. Я спрашиваю, утирая слезы: это ты мне? А она в ответ зло: конечно, не тебе! Пинала собаку, мол, вы только ее любите, а меня нет.

Когда случались истерики, она потом сама говорила: я не понимаю, почему я плачу. А просто нужно усвоить, что в ее случае именно такое поведение – это норма. В целом же наша девочка уже тогда по уровню размышлений была как взрослая умудренная опытом женщина.

Она сама придумала игру: пережить вместе с нами все стадии взросления. Якобы была младенцем, училась ходить, лепетать. Только на тренингах я узнала, что такую методику рекомендуют психологи. Мы играли и в рождение из животика-одеяла, она просила грудь. Но тема родных родителей актуальна до сих пор. Часто во время истерик она повторяет: ну почему она меня бросила? В этом случае надо сильно прижимать ребенка к себе и говорить: мы тебя никуда не отдадим.

Я тогда уговариваю дочку: давай простим ее, она соглашается, но через некоторое время подходит ко мне и говорит: «Мама, прости, я тебя обманула. Сказала, что простила, а сама не могу». Я посоветовалась с психологом, стоит ли ее отвезти к биологическим родителям, на что получила ответ: если она захочет – да. У нас состоялся такой разговор: «Хочешь увидеть свою маму?» – «Да!» – «Будем ее искать?» – «Нет!» А еще она раньше говорила: «Мне нужно один вопрос ей задать, но жить я хочу только с вами».

Буквально на днях мы вспоминали один случай. Как только мы привезли ее домой, выкупали в бане, закутали в одеяло и принесли на кровать. Там мы забавлялись, и я начала целовать ей пальчики на ногах. Я эти глаза не забуду никогда, в них явно читалось: неужели можно так любить? И я спрашивала у малышки, оказывается, она хорошо помнит этот момент.