«Из нашей компании поступило только двое. Остальные либо пошли в ПТУ, либо сели». Минчанин рассказывает, как был скином

«Из нашей компании поступило только двое. Остальные либо пошли в ПТУ, либо сели». Минчанин рассказывает,...
Скинхеды – одна из самых опасных субкультур нулевых. О том, каково было быть ее частью, рассказывает минчанин, решивший сохранить анонимность.

Скинхеды – одна из самых опасных субкультур нулевых. О том, каково было быть ее частью, рассказывает минчанин, решивший сохранить анонимность.

«Дома мог побить папа, в школе общение не складывалось»

– Сейчас я понимаю, что все началось с детства. Меня очень не любила первая учительница, с первого по пятый класс. А в старшей школе, когда я понял, что учеба – это то, что дается мне легко, и стал отличником, меня невзлюбили еще и ровесники. Дома был очень строгий папа, который иногда мог и побить, а в школе общение не складывалось: меня обижали все, кому не лень. Задирали, унижали, часто после школы могли поколотить – дети бывают очень жестокими. Я пытался полностью уйти от своих проблем в учебу, но иногда все же приходилось просить помощи у брата, старших ребят или родителей. Однажды меня очень здорово побили, и брат, приехав в очередной раз, сказал: «Игорь, а почему ты сам-то сдачи не даешь? Пошел бы на бокс». Все было просто: сдачи я не давал, потому что жутко боялся быть покалеченным. Но на бокс брат меня все-таки отвел.


Первый год выход на ринг был для меня просто паническим ужасом, но со временем я поднатаскался и перестал так сильно бояться боли. Однажды в пару меня поставили с парнем постарше: увесистым, подкачанным и бритоголовым. Он был выше, профессиональнее, и да, навалял тогда он мне конкретно. Но и я не упал в грязь лицом: не ложился до последнего, никто от меня такого и не ожидал. Вроде бы все и забылось, но через пару недель этот парень подошел ко мне и сказал: «Слушай, а ты хорошо держишься. Давай как-нибудь потренируемся вдвоем». Я согласился, и мы стали заниматься с ним вместе. Примерно за полгода таких тренировок я стал намного техничнее, перестал бояться любых повреждений. А однажды он сказал: «Игорек, ты знаешь, кто я? Давай к нам». Все, конечно же, знали, кто он, но об этом как-то не принято было говорить. Мне было лет 14, и я не смог ему отказать.


«Если ты сильный и жестокий – ты главный»

Так я стал скином. Я смутно представлял себе их идеологию: знал, что кроме нас были и коммунисты, и неофашисты, и антифашисты, и фанаты. В целом, я знал их иерархию, знал, кому подчиняюсь, и за что выступает большинство. Верхушка была очень националистичной: борьба за белорусскую идею у них граничила с нездоровым фанатизмом. Но сейчас я понимаю, что идейной была только часть, в основном лидеры. Остальные по сути просто поддавались мейнстриму. Как выбирались лидеры? Нет, они не были хорошими ораторами, они не умели принимать решения в критической ситуации. Они просто были самыми здоровыми: тут действовало право силы, все строилось на инстинктах. Если ты сильный и жестокий – ты главный. Таким ребятам было от 18 до 20. Они набивали себе свастику, носили камуфляж, берцы, ходили либо лысыми, либо с ирокезом – все узнавали их по этим признакам.

На самом деле, в подробности их уклада я не вдавался: мне не было дела до их философии, меня интересовали только драки. А на них мы выезжали часто. Били «нерусских», били барыг, которые кидали наших. Бывали и междоусобицы, бывали и драки из-за девушек. Нас, совсем молодых ребят, парни постарше звали с собой как мясо. Они знали, что мы без башни, у нас кулаки чешутся. Сейчас понятно, что делали они это осознано: на тот момент мы были еще мелкими неподсудными пацанами, а старшие могли бы и загреметь. Мы же были всего лишь забитыми ботаниками со своими детскими комплексами, которые выходили из нас драка за дракой.


Поворотным стал момент, когда я понял, что мне нравится бить и получать. Мне просто нравится драться. Постоянный адреналин давал  уверенность, которой у меня никогда не было раньше. В классе начали прислушиваться к моему мнению, я стал по-другому разговаривать с девушками, перестал бояться темных переулков. Да и просто обрел какое-то самоуважение, понял свою цену. А еще мне нравилось общение с людьми, которых все боятся и уважают. Мы вместе выпивали, тусовались со старшими девчонками, и я чувствовал себя крутым и взрослым.


«Все понимали: из такого просто так не выходят»

В основном все наши ребята были из неблагополучных семей, у них всех уже тогда были административки. Я же вырос в семье приличной и довольно состоятельной, поэтому, узнавая меня ближе и бывая у меня дома, они вообще не понимали, что я делаю в их рядах. Но зато это отлично знал я: то, что мне давало это странное увлечение, я не мог взять больше нигде. Были, конечно, и последствия: по итогу у меня было два сотрясения, 2 ножевых ранения и несколько трещин, про шрамы я вообще молчу. У ребят, правда, было и похуже: ломали и руки, и ноги. В основном бились врукопашную, но приходили и с битами, и с кастетами. Как-то парень взял с собой наган. А однажды, когда в деревню выезжали, один вообще пришел с косой.  


Мои родители ничего не знали. Отец у меня был очень жесткий: он просто сказал, что после 18 я должен уехать из дома, а пока могу жить, как хочу. А мама…  А что может узнать мама у парня-подростка? Конечно, они догадывались, но на все повреждения у меня была хорошая отмазка: бокс.

Все шло своим чередом, но однажды предложили набить свастику и мне. Я хорошо понимал, к чему это приведет, и отказался. Нас таких было человек 7, тех самых бывших ботаников, и из-за этого возник нешуточный конфликт. И тогда, после очередной драки, когда наших ребят покалечили особенно сильно, я предложил им уйти. Все, конечно, понимали, что из такого просто так не выходят, и разборки были нешуточные. Но по итогу к нам присоединились еще столько же человек, не поддерживающих идеи фашизма. Нет, нас не отпустили. Нас по-прежнему звали на выезды, но нам позволили быть самим по себе, вне движения. Хулиганы, отморозки – называйте, как хотите. Но мы уже не были скинхэдами, у нас была своя философия: драки ради драк.

Так продолжалось еще какое-то время, а потом я понял, что вся эта идея себя исчерпала, все, что мне мог дать этот период, я взял. И я все-таки ушел. Взялся за учебу, пошел к репетиторам и поступил в университет. Кстати, из всей нашей компании в вузы поступило только двое. Остальные либо пошли в ПТУ, либо сели.


«Это было единственным способом выбраться из скорлупы»

Да, сейчас я понимаю, что многое из этого было глупо и неразумно, но этот опыт по итогу дал мне многое: я стал самодостаточным и уверенным в себе человеком, который может постоять за себя и свои принципы и никогда не обидит того, кто слабее. Я увлекся психологией и ораторским искусством. В конце концов, я устроился на хорошую работу, потому что нанимателю просто понравился мой напор. Пожалуй, для меня это был единственный способ выбраться из своей скорлупы.


Я знаю, что все эти движения живы и сейчас, но, уверен, людей там в разы меньше. Во-первых, милиция реально делает свое дело. Во-вторых, все эти ванильные мальчики сегодня слишком боятся испортить себе лицо. Я не боялся. И, если бы можно было вернуть время вспять, я не поменял бы ничего.


Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

   Фото: pixabay.com.

Еще по этой теме:
«Дрались с сестрой за выпуск». Читатели и создатели вспоминают культовые журналы «Каламбур» и «Один дома»
«Они сами не понимают, что с ними происходит». Психолог о том, почему современные подростки такие сложные
Наш эксперимент: смогут ли минские подростки на неделю отказаться от гаджетов?
поделиться