Алеся уже 5 месяцев ходит с массивной металлической конструкцией в ноге. Она выравнивает неправильно сросшуюся кость – последствие детской травмы и нескольких неудачных операций. Девушка рассказала, как на нее реагируют люди, как устроен ее быт и личная жизнь и кому вообще ставят такие титановые стержни.
Краткое содержание
- «В моей ноге титановые стержни». Это как?
- Что случилось: «Моя нога попала в барабан внутри карусели»
- Первые дни в больнице: «Там дети делали паровозики из инвалидных колясок»
- «Мой любимый предмет проходит в кабинете на пятом этаже в корпусе без лифта»
- «Я очень недовольна устройством нашего города»
- Про быт: «Я поднималась и спускалась по ступенькам на попе»
- Как люди с похожими проблемами поддерживают друг друга
- «Есть граница жалости и заботы, которую не нужно переходить»
«В моей ноге титановые стержни». Это как?
– Алеся, а ты можешь показать мне эту конструкцию? У нее есть название?
– Да, смотри, сейчас я сниму с нее чехол. Названия у нее нет. Это просто два титановых стержня вдоль ноги, которые крепятся на четырех спицах. И вот эти спицы стоят в моей ноге – я бы даже сказала, в кости. Конструкция позволяет удерживать кость в одном положении: она очень тяжелая, весит несколько килограммов. Я задеваю все дверные косяки. Со стержнями хожу уже пять месяцев, а через полтора месяца их наконец снимут.
Эта конструкция стоит около трех тысяч долларов. Она единственная в РНПЦ травматологии и ортопедии, и сейчас она на мне. Она уникальная, поэтому для многих людей такое зрелище в новинку.
Эта что-то вроде аппарата Илизарова, который чаще ставят людям с разницей в длине рук или ног, чтобы он их вытягивал. Люди с таким аппаратом могут ходить по 2-3 года. Илизарова также могут ставить как поддерживающую часть, но он не такой надежный и очень габаритный – человек с ним вообще не может сидеть.
Алеся с металлической конструкцией в ноге.
– Оттуда идет кровь?
– Идет, но это не кровь, а желтоватая жидкость – грануляция раны. Из-за жары, кстати, выходит обильнее. Проблемные места я чаще перевязываю и постоянно подкладываю туда много ваты.
– Какой у тебя диагноз?
– Исправление последствий от старой травмы.
– Ты в своем инстаграме называешь себя трансформером. Легко относишься к проблеме?
– У меня много шуток по этому поводу. Еще я называю себя девушкой Терминатора, девочкой-роботом или девочкой с привязанной батареей. Это не то чтобы весело, но по-другому нельзя.
Что случилось: «Моя нога попала в барабан внутри карусели»
– Какая у тебя была жизнь до последней операции?
– Прошлым летом ко мне на улице подошел парень, представился сотрудником модельного агентства и спросил, не хочу ли я заниматься моделингом. Все завертелось: тогда я оканчивала первый курс архитектурного факультета БНТУ, каждый день по четыре часа работала в ZARA и ходила на съемки – у меня была насыщенная жизнь.
Мне понравилось раскрываться в сфере моделинга. Начало получаться, но пока я не хочу строить на это серьезные планы: сначала нужно разобраться со здоровьем.
– Давай начнем с самого начала. Что это была за травма, из-за которой тебе сделали три операции?
– Мне тогда было лет 9-10. В день моего рождения мы с другом отправились на детскую площадку кататься на карусели. И так получилось, что моя нога попала в барабан внутри металлической платформы. Нога сильно растянулась, и, как оказалось, это был сложный перелом тазобедренной кости.
В тот же день меня положили в больницу и сделали операцию. На следующий день пришел новый врач, повез меня на снимок и обнаружил, что все выполнено неправильно. Через день у меня была еще одна операция, и мне поставили еще больше спиц. Дома я лежала 2,5 месяца, а полностью реабилитировалась за пять месяцев.
До окончания школы я периодически наблюдалась у врача, а потом забила: поступала в универ и работала. С такими травмами нужно наблюдаться долго.
Прошлым летом я работала каждый день, и мне было очень сложно физически, я сильно выматывалась. Тогда как раз обострилась проблема с ногой, и я поехала к врачу. В общем, опять нужно было все исправлять и делать еще одну операцию. Провели ее в декабре, перед Новым годом.
Алеся до операции.
Первые дни в больнице: «Там дети делали паровозики из инвалидных колясок»
– Сколько времени ты лежала в больнице? Расскажи, как проходили твои первые дни там.
– Я легла в больницу сразу после новогоднего корпоратива. До пяти утра я гуляла, а к восьми приехала сдавать кровь. Я не знала, как корректно задать вопрос медсестре, поэтому честно призналась: «Вы знаете, я всю ночь веселилась на корпоративе. Это никак не повлияет на мои анализы?» Медсестра ответила, мол, ничего страшного, и подумала, что я выпила всего полбокала. Но я была конкретно пьяной.
Я попала в детское отделение и ожидала, что мне будет психологически тяжело из-за жалости к детям. Но на самом деле они о проблемах вообще не думают.
Малыши делали паровозики из инвалидных колясок и носились по коридорам. Это очень жутко выглядело, но им было весело. Еще была девочка, которая весело рассказывала, что она до 6 лет вообще не ходила и как лежала три месяца загипсованная с распоркой между ног. Даже хвасталась фото, где она лежит на кровати, а у нее ноги во все стороны.
Операцию мне делали около трех часов. Мне переламывали кость и вставляли в нее спицы, а на них крепили титановые стержни. Такой способ порекомендовал врач, потому что он гораздо эффективнее гипса. Спустя месяц я приехала домой.
Первые три дня после операции отходила и лежала на спине. Мне все болело, особенно ягодицы, я не чувствовала ногу, и мне было очень страшно. Максимальное удовольствие было в том, чтобы поднять и опустить спинку кровати.
Врач сказал, что я могу делать все что угодно, но мне было больно. Я очень мало двигалась, не могла долго стоять, потому что у меня отекала и становилась синей нога.
Первое время у меня было притупленное сознание, и я не понимала, что со мной происходит. Конечно, были срывы – и сейчас иногда есть из-за осознания беспомощности. Сложно постоянно быть сильной и поддерживать хорошее настроение.
Восстановление проходило медленно. Через неделю после операции ко мне пришла докторка ЛФК, каждый день помогала по чуть-чуть подниматься. Из-за потери координации я училась стоять. Меня держали всей палатой – настолько трудно было встать.
Раньше мне совсем не хватало времени на учебу, и я не могла себе позволить смотреть сериалы – я в принципе ничего не смотрела. А потом это свободное время резко появилось. Я могла взять академический отпуск и сидеть дома целыми днями. Но как человек, стремящийся к развитию, не хотела этого.
«Мой любимый предмет проходит в кабинете на пятом этаже в корпусе без лифта»
– Тебя поддерживали друзья и одногруппники?
– У меня не так много друзей на самом деле. Есть две лучшие подруги, которые по-настоящему меня поддерживали, приезжали в больницу.
Пока я работала в Zara, у меня не было налаженных отношений в университетской группе, потому что у меня попросту не было времени – я загонялась учебой. А когда вернулась на занятия после больницы и все увидели эту конструкцию, ребята особо и не интересовались. Когда ты рассказываешь одному человеку, по цепочке узнают остальные.
Преподаватели тоже почти не спрашивали. Они со мной общаются как с обычной студенткой.
– Были ли проблемы с учебой?
– Да, без этого не обошлось. Из-за операции я пропустила зимнюю сессию и через полтора месяца ее пересдавала.
В БНТУ куча разных корпусов, и нужно переходить из одного в другой, подниматься по лестнице, а у тебя на это всего десять минут. Когда ты передвигаешься на костылях, это достаточно проблематично.
Ну вот, например, мой любимый предмет – история искусств – проходит в кабинете на пятом этаже в корпусе без лифта. Мне очень хочется туда попадать, но это физически сложно. Или когда студенты торопятся и быстро сбегают по ступенькам, путешествие наверх становится для меня жизненно опасным. А эскалаторы – это ведь все... Кто-то боится высоты, а я боюсь эскалаторов.
Та сессия была очень стрессовой для меня, ведь все нужно было успеть сдать за два дня. У меня поднялась температура и воспалились раны.
Утром, в день экзаменов, я отправилась в больницу, где мне выдрали спицу, а через два часа я уже успешно сдавала психологию. К счастью, преподаватели шли мне навстречу, но я все равно готовилась.
«Я очень недовольна устройством нашего города»
– С какими проблемами ты сталкиваешься в Минске?
– Эскалаторы – это проблема для меня. Они слишком быстрые. И в целом наш город не приспособлен для людей, которые по каким-то причинам не могут ловко передвигаться. Да, у нас есть отдельные места с пандусами и лифтами, но если смотреть в общем, то жить на костылях в Минске очень сложно.
Я очень недовольна устройством нашего города: ты не можешь легко попасть из точки А в точку Б, потому что между ними есть необустроенное пространство. Плюс еще не всегда все работает.
Нет указателей о том, как работает движущаяся платформа в метро. Иногда она сложена, там нужен какой-то код, надо звонить сотрудникам метро и ждать, пока они включат эту штуку. На лестницах нет перил, в автобусы тяжело подниматься.
Чтобы попасть с «Кастрычніцкай» в Уручье, мне нужно спуститься на платформу «Купалаўскай» и через нее опускаться на «Кастрычніцкую». Я делаю такой большой круг. И то же самое с университетом: получается, если ты передвигаешься на коляске, то не можешь учиться на дневном на архитектурном.
Про быт: «Я поднималась и спускалась по ступенькам на попе»
– Как устроен твой быт?
– Части тела я мою по отдельности: что-то в ванной, что-то в душе, в биде. Я даже думала, что можно эту конструкцию заворачивать пищевой пленкой, чтобы ходить в душ, но это не очень безопасно. Душ для меня сейчас – это просто мечта. Ко всему этому привыкаешь. Ногу с конструкцией я протираю, но до колена мою.
Сплю я так: вначале подкладывала под конструкцию валик (сейчас он мне уже не нужен). Или подкладывала кучу разных полотенец со всех сторон и под колено: нога должна находиться в одном положении, чтобы мне было удобно. Сейчас иногда подкладываю полотенца и могу спокойно ворочаться.
Гулять и ходить в кино и кофейни я начала уже через полтора месяца после операции. Папа не сильно приветствовал мои прогулки, но мы с мамой иногда скрывали их от него.
Еще были трудности с транспортировкой. Я живу в двухэтажном частном доме, и по лестнице первое время не могла подниматься, потому что у меня просто не сгибалась нога. Спускалась я на надувном матрасе, как будто на санках с горки. Потом я поднималась и спускалась на попе, спиной к ступенькам.
А что касается одежды, то у меня сейчас много объемных брюк 40–41-го размера – это на 4 размера больше моего стандартного, – и в них куча дырок из-за этой конструкции. Есть джинсы, к которым сбоку пришит чехол.
– А что с личной жизнью?
– Как раз в начале реабилитационного периода мне в директ написал парень. Мы долго переписывались, и, когда пришло время назначать встречу, я позвала его к себе домой. И да, я сразу сказала ему, что у меня временная проблема с ногой.
Я попросила его приехать ко мне, потому что мне нужна была его помощь. Сама я никуда не смогла бы выйти. Тогда я еще ходила на двух костылях. Когда он меня увидел, сильно удивился и спросил: «Мы так и пойдем?» И потом добавил: «А ты эту штуку не снимешь?»
Поначалу мы часто виделись, но со временем наши встречи стали все реже, и я чувствовала, что не я порчу эту статистику. Я начала его спрашивать, смущает ли его «эта штука». Он отнекивался, а потом ляпнул, что, да, мешает. Но дело ведь не в этом, а в том, как человек выбирает относиться к такому. И так во всем.
Как люди с похожими проблемами поддерживают друг друга
– Ты знаешь кого-либо, кто носил такую же конструкцию?
– Да, и это был мой преподаватель рисунка. Он как-то подошел ко мне, мы разговорились, и оказалось, что эта же конструкция стояла у него когда-то на руке. У него была сложная травма после аварии, он проходил с ней 4 месяца.
Теперь этот милый препод постоянно интересуется моими делами и поддерживающе хлопает по плечу.
– Мой следующий вопрос был про солидарность, но ты сама начала эту тему.
– Когда ты проходишь через это, учишься по-другому относиться к людям и проблеме. И когда попадаешь в больницу, то тоже понимаешь, что люди сталкиваются с непосильными трудностями. Это игра на контрасте: за окном у всех все хорошо, а в больнице невозможно плохо. Сейчас я проще смотрю на вещи.
Часто когда мне придерживают дверь или как-то помогают, то говорят, что тоже с этим сталкивались. И добавляют: «Я знаю, как люди к этому относятся». Многие замечают недостаток вежливости и культуры в нашем обществе.
Однажды меня подвозила женщина. Я просто стояла на остановке, она подъехала ко мне и предложила подвезти. Мы разговорились, и она сказала, что у нее был серьезный перелом позвоночника и что она долго восстанавливалась.
«Есть граница жалости и заботы, которую не нужно переходить»
– А как в целом реагируют люди?
– У меня была ситуация, когда я шла злая после какого-то экзамена и меня должна была забрать мама на машине. Я как раз подходила к дороге на двух костылях и максимально удрученная. Рядом проезжала на велосипеде женщина, остановилась и спросила: «Вы хотите перейти дорогу?» Я грубо ответила: «Нет». А потом следующий вопрос: «Не суицид, нет?»
Зимой эта конструкция не очень заметна. Ее прикрывало пальто, и в глаза больше бросались громоздкие костыли. А с наступлением лета стало труднее, потому что началось рассматривание, эти оборачивания, постоянные взгляды. Я понимаю людей, потому что это действительно жутко выглядит, но не надо акцентировать внимание на этом.
Есть люди, которые начинают разговаривать со мной о церкви или о боге. Говорят, что помолятся за меня, или отправляют в церковь. Был однажды странный человек, который сказал: «Мы за вами наблюдаем, мы видели, что с вами произошло. Я видел знамения в этот день. А вы?» Но чаще всего спрашивают, как меня зовут и что произошло.
Фото в джинсах.
К людям с проблемами нужно относиться как к обычным, нельзя показывать жалость. Есть граница жалости и заботы, которую не нужно переходить: когда тебе придерживают дверь и ты за это благодаришь – это одно, а когда незнакомые начинают тебя спрашивать, что произошло, иногда это сильно раздражает. Сначала я всем отвечала, но потом поняла, что это ненормально. Люди вмешиваются в твою жизнь, и ты не обязана каждому объяснять, что с тобой произошло.
Этот взгляд, который с твоих ног поднимается к лицу… Я хожу так уже около 5 месяцев. Я привыкла к этому и периодически думаю о том, как относиться к этим взглядам, к рассматриванию, потому что кажется, что ты представляешь собой не личность, а проблему.
– Ты делаешь людям замечания?
– Я взглядом и выражением лица все даю понять. Больше всего любопытства проявляют дети. Я сейчас понимаю, что люди с проблемами такие же, как все. Понятно, что им иногда нужно особое внимание и пройти мимо нельзя, но только в том случае, если они сами просят о помощи.
– Что ты сделаешь сразу после того, как снимут эту конструкцию?
– Влезу в джинсы-скинни. Звучит очень по-женски, конечно, но я так устала от оверсайза.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Виктория Мехович для CityDog.by.
Я с семи лет ходил на костылях из-за болезни Пертеса, так что самую сладкую пору детства провёл в компании таких же детей с такими же проблемами. И знаете, это было весело. Мы устраивали гонки на колясках, а кто был половче - ещё и вылазил на козырёк под окном. Да, дети бывают злыми, но только от незнания - в больнице же мы всегда друг друга понимали.
P. S. Вы очень красивая и милая девушка)